Форум

Один из лучших театров Москвы.
История
Малая Дмитровка, дом 6. Сегодня это место знают все - и москвичи, и приезжие и завзятые театралы, и те, кто ходит на спектакли от силы раз или два в год. Здесь помещается "Ленком" (это обиходное сокращение бытовало и тогда когда он официально именовался Московским театром имени Ленинского комсомола, а с десяток лет назад обрело права полноправного гражданства), театр, который нельзя обойти стороной, театр актеров-звезд и суперзвезд, выдающихся режиссеров и драматургов, театр поразительной творческой молодости, новаторства, смелых экспериментов, долголетия и постоянства своего зрительского успеха.

До революции в этом здании, построенном в 1907 году архитектором Ивановым-Шицем в новомодном стиле «модерн», помещался Купеческий клуб. Здесь игрались музыкальные и драматические спектакли, давались музыкально-вокальные дивертисменты, здесь бывали прославленные деятели культуры, представители аристократических фамилий, известнейшие промышленники, меценаты. После революции здание экспроприировали под "дом анархии", годом позже, в 1918-м, анархистов не без боя выгнали, а в стенах дома обосновался коммунистический университет имени Я.М.Свердлова, где в 1920-м проходил III съезд Российского коммунистического союза молодежи, на котором выступал В.И. Ленин. Так что еще до своего рождения будущий театр имени Ленинского комсомола, ныне "Ленком", уже в самих своих подмостках и стенах нес память о молодом энтузиазме строителей нового общества. Но в тех же подмостках и стенах жила память о высокой традиции русского искусства.

"Этот дом - часть моей жизни, и этот модерн начала века, считавшийся когда-то купеческим моветоном, вот уже много лет воздействует на меня завораживающе" (М.А. Захаров).

Ни от одного из своих генетических корней театр ни в какие годы не отказывался, даже в те, когда и комсомол, и Ленин категорически вышли из моды.

"Ленком", отметивший в 2002 году 75-летие, ведет свою родословную от ТРАМа (Театра рабочей молодежи), созданного в 1927 году по инициативе Московского Комсомола. Характерно, что даже в первые годы, когда идеологи ТРАМа провозглашали в пролеткультовском духе свое кредо: "ТРАМ не театр, трамовец не актер, а взволнованный докладчик, агитатор, спорщик", его молодые творцы не "выбрасывали с корабля современности" опыт театра классического. Именно тогда литературной частью театра заведовал Михаил Булгаков (и даже как режиссер поставил пьесу Ф. Кнорре "Тревога"), музыкальной - Исаак Дунаевский, танцы ставила Наталия Глан, биомеханике учила молодых трамовцев дочь В.Э. Мейерхольда Ирина Хольд, актерскому мастерству - мхатовские корифеи Николай Баталов, Николай Хмелев, Алексей Грибов, Виктор Станицын, Илья Судаков, сценографию делали Евгений Кибрик, Юрий Пименов, Кукрыниксы. А спустя несколько лет на сцене ТРАМа появилась и классика, русская и советская: пьесы А. Островского, М. Горького, инсценировки А. Пушкина и Н. Островского.

Поначалу трамовцы гордились тем, что днем они полную смену работают на предприятиях, вечером - играют на сцене. Однако идея "Ермоловой, днем работающей у токарного станка", популярная в какие-то и послетрамовские времена, жизненности своей не подтвердила: очень скоро ТРАМ стал театром всецело профессиональным, воспитавшем плеяду хороших актеров (П. Шпригнфельд, 3. Щенникова, В. Соловьев, В. Всеволодов, А. Пелевин) и одного великолепного: именно здесь началась звездная слава Николая Крючкова, любимого киногероя 1930-1960-х годов.

Название Московский театр имени Ленинского комсомола на здании по Малой Дмитровке, дом 6, появилось 20 февраля 1938 года. В этом году театр возглавил Иван Берсенев, пришедший из незадолго до того разогнанного МХАТа-2, приведя за собой блистательную команду актеров мхатовской школы - Софью Гиацинтову, Серафиму Бирман, Ростислава Плятта.

"Нам поначалу пришлось очень трудно, - рассказывал И.Н. Берсенев. - Мы трое - Софью Гиацинтову, Серафиму Бирман и я - постепенно знакомились с труппой и убеждались, что воспитаны все по-разному и будущее театра каждый представляет себе по-своему... Были несомненно талантливые, а были и бездарные, но зато очень разговорчивые, склонные к демагогии молодые люди. "Я с производства, вы мне должны только главные роли давать!" - требовал один. Зато другой заявлял: "Я года два-три вообще играть ничего не буду, мне еще надо поучиться". Третий требовал, чтобы мы дали обещание никогда не ставить никаких классических пьес... И т.д., и т.п. Но хотя у многих и были мозги вывернуты ТРАМом, хотя, повторяю, были тут и бездарные молодые люди, от которых пришлось постепенно избавляться, все же в основной массе это была интересная, живая, энергичная молодежь, очень хотевшая, чтобы у нас получился настоящий театр. Когда мы поняли, что они - всякий по-своему - хотят в общем того же, чего и мы хотим, - работать стало легче".

При Берсеневе театр обрел новое дыхание, заслуженно и прочно занял место в ряду лучших сценических коллективов страны. Немало поспособствовала тому твердая рука Берсенева-руководителя, его умение сплотить и вести за собой труппу, уверенная свобода его режиссерского почерка, актерский талант. Зрители старшего поколения как о самых дорогих своих театральных встречах вспоминают о ролях Берсенева - адвокате Гельмере в "Норе" Ибсена, Феде Протасове в "Живом трупе" Толстого, романтическом Сирано де Бержераке в пьесе Ростана.

"Парень из нашего города" Симонова, поставленный Берсеневым за два месяца до начала Великой Отечественной войны, уже жил ее предощущением. Герой пьесы Сергей Луконин, как и иные парни этого поколения, знал, что войны не миновать и что его место - на передовом рубеже. Константин Симонов еще не был тогда знаменитым и прославленным, он только начинал в театральной драматургии. Повезло и ему, и театру: театр нашел своего драматурга, драматург свой театр - их пути еще не раз пересекутся.

В следующей постановке театра по пьесе Симонова "Так и будет" (1944) играла Валентина Серова, любимица публики, обаянию которой дополнительный блеск придавало и то, что она - жена Симонова и это ей он посвятил стихи, которые в войну были у всех на устах, - "Жди меня, и я вернусь...". Что же до "Парня из нашего города", то эта пьеса дважды в разные годы возобновлялась на ленкомовской сцене - в последний раз в 1977 году в постановке Захарова и Юрия Махаева. Как видно, было в этой пьесе нечто выходящее за пределы злободневного пафоса предвоенной поры, необходимое и поколению, к счастью, войны не заставшему...

"Я с наслаждением работал с Афиногеновым, Симоновым, Горбатовым, Лавреневым... - говорил И.Н. Берсенев. - Но вот, понимаете, оказывается, Ибсен - нехорошо... Толстой - не на главной линии. Наивно. Да, у нас Театр имени Ленинского комсомола. Но ведь именно ради комсомола, ради молодежи играем мы и ставим Толстого и Ибсена, Диккенса и Ростана. Все, что может воздействовать на молодое сознание, все, что может внушить молодому человеку наших дней свободолюбие и честность, верность долгу и нравственную чистоту, - все это наше, все это должно звучать с нашей сцены".

Берсенев ушел из жизни в 1951 году, в расцвете сил и таланта. Театр на долгие годы остался без руководителя. То есть руководители, конечно, были, приходили и уходили, но памятного следа и этапных спектаклей не оставили...

Новая жизнь театра и новый его взлет начались в 1963 году с приходом Анатолия Эфроса. Продолжался этот взлет недолго, всего три с небольшим года: очень скоро театру подрубили крылья, отстранив Эфроса от должности главного режиссера "как не обеспечившего правильного направления в формировании репертуара" (формулировка из приказа № 50 Управления культуры Исполкома Моссовета от 7 марта 1967 года). Идеологическим надзирателям за искусством показались слишком смелыми его творческие, а главное, нравственные поиски. Режиссер не поучал зрителя, не читал ему назидательных проповедей. Вместе с актерами он просто как бы предлагал ему заглянуть в собственную душу, задуматься, все ли благополучно в ней, а получалось: все ли благополучно в обществе, где на вид все так благополучно? Зритель приглашался художником к со-участию, со-размышлению, со-творчеству. Таковы были спектакли по пьесам "В день свадьбы" Виктора Розова, "Мой бедный Марат" Алексея Арбузова, "104 страницы про любовь" и "Снимается кино" Эдварда Радзинского, по "Мольеру" Михаила Булгакова и "Чайке" Антона Чехова. Режиссер кардинально обновил репертуар театра, сделал его созвучным времени, полным неуспокоенности, живого нерва той самой жизни, которой зритель жил и вне театральных стен.

Вместе с собой Эфрос привел команду влюбленных в него актеров - Ольгу Яковлеву, Анну Дмитриеву, Александра Збруева, Валентина Гафта, Льва Круглого, Всеволода Ларионова, Льва Дурова, Александра Ширвиндта, Михаила Державина, сохранив при этом ленкомовских "стариков" - Гиацинтову, Вовси, Пелевина, Соловьева, более того, окружив их особым вниманием, уважением, любовью.

"Пространство, в котором работает наш театр, бесспорно, обладает магическими свойствами. Пишу так потому, что современная наука пока не подарила нам четкого обоснования того эффекта воздействия, которое оказывают на человека нейтральные на вид материальные объекты. В частности, старые театральные стены" (М.А. Захаров).

Уход Эфроса, вслед за которым ушли и многие из его актеров, тяжко отразился на театре, потерявшем одновременно ту самую часть своей аудитории, которая и питала его поиски встречным током своей любви, неравнодушного интереса, духовного сотворчества. С каждым годом ситуация в Театре Ленинского комсомола становилась все более безотрадной - так продолжалось шесть лет. И лишь в 1973-м, когда директорское кресло занял Рафик Экимян, коллектив почувствовал близость готовящихся перемен. Они обозначились уже в спектакле, явно далеком от совершенства, но захватывавшем зрителей своей энергией, азартом и сценическим буйством, - в "Автограде XXI", написанном (совместно с Юрием Визбором) и поставленном молодым Марком Захаровым, уже доказавшим свой режиссерский талант в постановках Студенческого театра МГУ, в театрах Сатиры и имени Маяковского (где еще совсем недавно директором был Р. Экимян, вместе с Захаровым переживавший все перипетии чуть было не запрещенного "Разгрома" Фадеева). Свой следующий спектакль на той же сцене Марк Захаров уже ставил как главный режиссер театра (секретарь Московского горкома КПСС тов. Гришин все же утвердил его в этом качестве, хоть и припомнил идейные ошибки, допущенные в прежние годы). Спектаклем этим был "Тиль" по книге Шарля де Костера "Легенда о Тиле".

По словам Марка Анатольевича Захарова, было бы преувеличением считать, что спектакль "Тиль" в 1974 году был чем-то из ряда вон выходящим, вехой в мировой истории. Но получилось долгожданное, красочное и весьма заразительное зрелище. Комедийное представление с элементами подлинной драмы и подлинной сатиры.

"Продуктивная работа над нашим новым героем началась с того исторического момента, когда я повел себя необыкновенно беспощадно по отношению к главному претенденту на роль создателя сценической версии. В суровой, безапелляционной форме я, срываясь на грубость, высказал ему все свои претензии и подверг нелицеприятному анализу его драматическое достоинство и мнимые заслуги. Речь шла обо мне. Я высказал себе все, что я о себе думаю, и, торжествуя победу над собственными амбициями, помчался к моему другу и единомышленнику Григорию Горину, приготовив по дороге завлекательные речи, которые писатель так и не сумел выслушать до конца. Он просто заправил пишущую машинку чистым листом бумаги и, не дослушав меня, отстучал текст: "Григорий Горин. "Страсти по Тилю". Шутовская комедия в 2 частях".

"Страсти" потом пришлось по требованию цензуры из названия убрать и бережно перенести в души и сердца главных исполнителей. Никто от этого особенно не пострадал, короткое "Тиль" тоже звучало неплохо" (М.А. Захаров).

Можно посчитать это случайностью, можно - закономерной удачей, можно - просто отчаянным лотерейным выигрышем, что пьесу по этой книге написал Григорий Горин, чье последующее сотрудничество с Захаровым и его коллективом не только дало многие прекрасные спектакли и фильмы, но, в главном, определило лицо "Ленкома". Сочетание веселой дерзости и печали, насмешки и серьезности, шутовства и трагедийности, злободневности и вневременной глубины - все это придавало зрелищу какую-то особую жизненную энергию, контактность с залом. Никаких особых откровений в тексте пьесы не было. Речь просто шла о том, что не время делает людей, а люди - время, что в человеческих силах не сдаться, не принять черное за белое, не потерять способность смеяться, а значит - жить.

Это был поразительно музыкальный спектакль. Музыка Геннадия Гладкова наполняла и заряжала его энергией, не оставляла пустот и пауз, гнала вперед драматургию. Николай Караченцов в главной роли - это было открытие! Казалось, невозможно быть весь спектакль на сцене, петь, танцевать, выдерживать этот взрывчатый, неостановимый ритм, дерзить и смеяться, заражать зрителя своей любовью, отчаянием, надеждой, верой. Это был какой-то неожиданно новый актерский сплав, как бы заявка на будущие спектакли театра, еще более дерзкие по жанру, по стилистике, по сочетанию несочетаемого - великого множества искрометных аттракционов, приведенных к точному смысловому и эмоциональному единству. Спектакли поэтические, метафорические, фантасмагорические.

Главную женскую роль - "Неле и всех женщин Тиля" - сыграла Инна Чурикова, в ту пору более всего известная двумя блистательными киноролями в фильмах Глеба Панфилова. Участие в ленкомовских спектаклях позволило ей расширить палитру своего дарования, найти себя во многих неожиданных, острых и глубоких ролях; театру же оно подарило самую яркую его звезду.

Музыкальная линия ленкомовских спектаклей продолжилась в рок-операх (в афишах они деликатно назывались "современными операми": от слова "рок" цензуру коробило) "Звезда и Смерть Хоакина Мурьеты, чилийского разбойника, подло убитого в Калифорнии 25 июля 1853 года" (композитор Алексей Рыбников, поэт Павел Грушко) и "Юнона и Авось" (композитор Алексей Рыбников, поэт Андрей Вознесенский). Эти спектакли-события, яркие, романтические, ослепительно-оглушительные, захватывавшие темпом, энергией чувств и действия, странным сочетанием площадной свободы и искушенного эстетизма, многие годы собирали битковые аншлаги в Москве и на всех гастролях, в СССР и за рубежом. "Тиль" продержался в репертуаре театра 14 лет, "Юнона и Авось" перевалила уже за два десятилетия своей сценической жизни.

"Зрительская потребность в современном проблемном музыкальном спектакле огромна, и не только среди молодежи. И не только в нашей стране. Мы почувствовали это в парижском театре "Эспас Карден" осенью 1983 года во время гастролей спектакля "Юнона и Авось".

"...С каждым спектаклем на балконе "Эспас Карден" появлялось все больше и больше русских зрителей. Мы знали, что порой наш спектакль может трогать, и даже до слез, но таких зареванных глаз на наших спектаклях я никогда прежде не видел. В сцене прощания Резанова и Кончиты, случалось, некоторые земляки наши, потерявшие родину, рыдали навзрыд. Зал был небольшим, он быстро, в иные мгновения взрывоподобным образом, наполнялся нервными биотоками. Поток актерской энергии воссоединялся с нервной энергетикой зрительного зала, и возникал акт совместного театрального экстаза, взаимного и глубокого контакта на разных уровнях сопереживания.